Читать книгу - "Общество гурманов: [сборник] - Джеймс Блэйлок"

— Этих, в бочках, называют «Скитальцы», — пояснил Уильям Биллсон, ставя на стол две тарелки с закусками: тарталетки с устрицами и укропом и паштет из ветчины на тостах. — А молодцы в красных жилетах, слыхать, так и зовутся — «Красные жилеты». Те, что вы видели у «Сороки», — это «Фиолетовые шляпы», Вест-Смитфилдская фракция. Не знаю насчет остальных, говорят, у них этих фракций чуть ли не три дюжины, иные под сотню человек, и с каждым днем их все больше.

Генриетта Биллсон, жена Уильяма, вышедшая за него замуж лет сорок назад, когда он только купил старый трактир, принесла кувшин эля и наполнила кружки, советуя гостям не тянуть и приступать к еде, пока она не остыла, ибо промедление в этом случае преступно. Сент-Ивы ждали Табби и Гилберта Фробишеров: те задерживались, что было им несвойственно.

Элис, большая любительница устриц, откусила от тарталетки и спросила:

— Стало быть, эти Скитальцы — нечто вроде общества?

— Да, — ответила Генриетта, — во всех газетах только о них и пишут: дескать, нечто феноменальное, как «Компания Южных морей».

— Мы давно ничего не читаем, кроме «Мейд-стоун Газетт», — сказала Элис, — там новостей не так много, и нас это вполне устраивает.

— Но ведь о Диогене-то вы слыхали?

— Я слыхал о Диогене, — вставил Сент-Ив, накладывая себе паштет из ветчины. — Прекрасно помню ту лекцию: Диоген Синопский, жил в Афинах веков двадцать назад. Дерзил самому Александру Великому, а жил в бочке, хотя иногда ее называют пифосом или кувшином. Якобы он катал ее с места на место по всему городу в поисках честного человека, но так ни одного и не сыскал. К нему ходили за философскими советами. Рад слышать, что он снова в чести.

— Признаюсь, прежде не слыхала о Диогене Синопском, — покачала головой Элис.

— И я, — сказала Генриетта. — Я говорю про торговца с бочкой, с огромными усами, как у моржа, что продает порошки от головной боли на Бэнксайде, под Лондонским мостом. Говорят, богат, что твой дядюшка Мидас, хоть и смахивает на мошенника.

— Порошки от головной боли? — заинтересовался Сент-Ив. — Любопытно, может, они помогут мне от боли в седалищном нерве, а то он последнее время совсем разошелся.

— От любой боли, — вставил Уильям. — Говорят, первый пакетик бесплатно, но, раз попробовав, все возвращаются и покупают еще. Сам видел: до восьми часов вечера стоит очередь на всю Боро-Хай-стрит, благо Диоген устроился под электрическими фонарями. А рядом отирается громила с дубинкой, охраняет кассу.

— Но настоящие деньги он зарабатывает на продаже бочек, — добавила Генриетта. — Те, кто принимает порошок и покупает бочки, чтят этого Диогена, как святого.

— Какой там святой, — покачал головой Биллсон. — Тот, кто забрался в бочку, обратно уже не вылезает. И все больше и больше их отправляется на реку.

— На реку? — переспросила Элис. — В плавание?

— Истинно так, мэм, в плавание.

— Как же бочки не опрокидываются на воде? — спросил Сент-Ив.

— Свинцовый киль и обитое медью днище. Иногда еще ставят поплавки по бокам, как у островитян Южных морей. Ставят даже мачты с парусом. В бочке сухо, и гальюн имеется, называется «отсос», так что…

— Прекрати немедленно, Билл, — прервала Генриетта, строго посмотрев на мужа.

В этот момент ввалился Табби Фробишер, все его восемнадцать стоунов, в легком фланелевом сюртуке, обсыпанном нюхательным табаком, который, видимо, неоднократно и безуспешно пытались стряхнуть. С расстроенным видом он снял свою видавшую виды боллинжеровскую шляпу, расправил ветхое павлинье перо на околыше, повесил шляпу на крюк и тяжело опустился в кресло. Биллсоны, выразив радость по поводу его появления, поспешили на кухню, чтобы поставить в духовку палтуса и закончить соус из анчоусов.

— Что скажешь хорошего, Табби? — спросил его Сент-Ив.

— Ничего хорошего, за исключением того, что чертовски рад видеть вас здесь, — он влил в себя эль и со стуком поставил кружку на стол. — Ужинать придется без дядюшки Гилберта, и слушать «Набукко» он с нами вечером не пойдет.

— Надеюсь, он не заболел? — взволновалась Элис.

— Нет, — сказал Табби. — Он купил бочку, черт ее подери, и, ни много ни мало, теперь он лорд-мэр фракции Примроуз-Хилл. Отослал своего слугу Барлоу домой в Дикер и приобрел невероятно хитроумную бочку-кухню для мадам Лесёр, своей кухарки, — выложил за нее четыреста фунтов стерлингов с лишним. А та пнула бочку ногой и отказалась его сопровождать — англичане, говорит, уже окончательно обезумели, и вернулась в Париж к матери.

— Должно быть, это стало для него ударом, — сказала Элис. — Мадам Лесёр потрясающая кухарка.

— Она права насчет этого бочечного помешательства. Это, без всякого преувеличения, безумие, — продолжал Табби. — И не один я так считаю.

— Ты сказал, лорд-мэр? — спросил Сент-Ив. — Так они вполне организованы, эти фракции?

— О да. Это совершенно необходимо. Мне сказали, что редко кто задерживается в должности дольше нескольких дней. Умственные способности быстро угасают. Передай-ка мне эту тарелку с паштетом из ветчины, — уничтожив два тоста, он продолжил: — Видишь ли, новые члены полны энтузиазма, но это быстро проходит, и они замыкаются в себе. На их место приходят новые. Все складывается так, что скоро будет невозможно помешать им отплыть вниз по реке с отливом. Если верить тому, что пишут в «Таймс», они воображают себя угрями, подумать только.

— Значит, быстрая деградация? — спросил Сент-Ив.

— Иные полностью тупеют, — сказал Табби. — Думаю потолковать по душам с этим дьяволом в человечьем обличье, что называет себя Диогеном. Ему не помешает хорошая трепка.

— О боги! — воскликнула Элис. — Втроем мы уж точно уговорим Гилберта бросить это безумие, без всякой трепки. В крайнем случае вытащим его из этой бочки и унесем на руках.

Табби мрачно покачал головой.

— Я сегодня разыскал эту компанию с Примроуз-Хилл, чтобы высвободить Гилберта грубой силой. Там выступал служитель «Церкви Диогена», как они ее называют: расхаживал взад-вперед по лужайке, размахивал руками и нес всякую чушь, а они внимали ему, словно пророку. Появилась женщина с детьми, они искали отца. Тот сидел в своей бочке в середине толпы, и они пошли к нему, рыдая в голос. Вся фракция тут же зашевелилась и составила бочки в круг, чтобы оградить его, а он, видимо, не испытывал ни малейшего желания идти домой. Ни малейшего. Смотрел на своих детей, как на чужих. Совершенно нечеловеческое поведение.

— Разве полиция не может вмешаться? — спросила Элис. — Это же мошенничество.

— Нет, мэм. Никакие законы не нарушаются, а сейчас считается, что люди вправе поступать так, как им заблагорассудится.

— Стало быть, и Гилберт намерен провести остаток своих дней в бочке? — спросил Сент-Ив.

— Намерен, хотя эти его намерения ровно ничего для меня не